неудобство - это разница в стоимости и сроках финансирования, объеме гос поддержки и т.п., которые у иностранных производителей лучше... так о какой конкуренции может идти речь?
Стоимость топлива в Европе ~ 1,5 Евро, в России в два раза ниже...
По электроэнергии, разница еще ощутимей..
Зарплаты на селе в разы меньше чем в Европе.
Может все таки есть ниша для конкуренции?
Зная вашу любовь к "аргументам", предоставляю вам немного статистических данных в надежде когда-нибудь узнать, что же понимается под такими точными дефинициями, как "ощутимые" и "незначительные"... ибо ранее в дискуссии аналогичные отклонения, но в ценах на нефть вы не считали "незначительными", а не "ощутимыми"... почему? загадка!
итак:
- Тарифы на электроэнергию для промышленности и населения в сравнении в различных странах
- Цены на дизтопливо, но на всякий случай еще один источник: http://www.asmap-inform.com/articles.php?ID=282
- очевидно, что Просто Джорж знает, что Россия перешла на прогрессивную схему господдержки с/х производителей, а именно на погектарные субсидии! которые конечно же "ощутимо незначительно отличаются от скажем европейского уровня субсидтрования: в РФ - 200-300 руб. на га, в Европе - 300-400 евро на га....
- а вот тут человек, в отличие от Просто Джоржа, совсем не разбирающийся в с/х, также рассуждает о каких то не конкурентных условиях бизнеса, очевидно не понимая "ощутимо незначительную" разницу": Конкуренция аграриев в рамках ВТО невозможна без создания равных условий - глава "Мираторга" В.Линник
Например, животноводы в США без проблем получают кредиты на срок от 10 до 30 и более лет. У нас же долгосрочными считаются кредиты всего на 8 лет, а стоимость заемных средств несопоставима. В России при хороших залогах и кредитной истории после получения субсидий ставка составляет 6-6,5% годовых, в США - от 3% до 5%.
Мы платим за газ по 6,17 рубля за кубометр, а в США (в переводе на рубли) - по 5,85 рубля, за электроэнергию - соответственно по 4,39 рубля и 2,52 рубля за киловатт-час. Дешевле фермерам США обходятся и дизельное топливо, металл и цемент. Получается, что по производственным показателям мы конкурентны, а по основным сырьевым составляющим проигрываем. У нас доля непроизводственных расходов на 34% выше, чем в США (по данным на октябрь 2012 года).
Помимо этого, есть еще ряд существенных различий, которые влияют на конкурентоспособность. Так, у нас транспортировка кормов автотранспортом в два раза дороже, чем в США. Там возят по 40 тонн, а у нас есть ограничение - 20 тонн, связанное со всем известным качеством российских дорог.
Как, впрочем, и со свининой, квота для России - ноль. Если соотнести население ЕС в 500 млн человек с населением РФ в 143 млн человек и сравнить объемы импортных квот, то на каждого жителя РФ ввозится по квоте в 50 раз больше импортного мяса, чем на европейца. Мы отдали свой рынок всерьез и надолго, не получив взамен доступа ни на один рынок в мире.
Вместе с тем, даже после вступления России в ВТО, как я уже говорил, зарубежные рынки по-прежнему остаются практически полностью закрытыми для российских сельхозпроизводителей.
И так, что же все таки "ощутимо" и "незначительно"?
ПыСы
А тут небольшая статейка о "прекрасном развитии" с/х машиностроения в рамках "прозорливой" политики властей!
Интервью — Константин Бабкин, президент ассоциации «Росагромаш»
По условиям вступления России во Всемирную торговую организацию (ВТО) импортные пошлины на сельхозтехнику упали в несколько раз, господдержка отрасли сократилась. В 2012 г. производство сельхозтехники в России снизилось на 7,7% до 33,6 млрд руб., подсчитала ассоциация «Росагромаш». Весь рынок вырос на 13,6% до 127,1 млрд руб., а доля иностранных сельхозмашин, собранных или ввезенных в страну, — с 67,8 до 73,4%. О том, как будет существовать в новых условиях крупнейший российский производитель сельхозтехники «Ростсельмаш», в интервью «Ведомостям» рассказал совладелец компании Константин Бабкин.
«Реальной поддержки от правительства пока нет»
— Вы выступали против вступления России в ВТО, прогнозируя, что это сильно ударит по машиностроительным предприятиям, в частности по заводам, выпускающим сельхозтехнику. С момента вхождения страны в ВТО прошло полгода. Какие изменения произошли, какие из ваших опасений оправдались?
— К тем условиям, на которых Россия вступила в ВТО, я по-прежнему отношусь скептически. Главная проблема в том, что были установлены неравные условия конкуренции между иностранными и российскими производителями. Европейцам и американцам можно поддерживать свое сельское хозяйство на сотни миллиардов долларов, России — в пределах $4,4 млрд, что меньше даже, чем в Швейцарии.(Начиная переговоры о присоединении к ВТО, Россия определила объем поддержки сельского хозяйства в $89 млрд, но в ходе переговоров планка несколько раз понижалась. На момент вступления России в ВТО она определена в $9 млрд, а до $4,4 млрд она должна быть снижена к 2017 г. — «Ведомости».) При этом наш рынок должен быть открыт.
Ввозные пошлины на комбайны после вступления в ВТО снизились в несколько раз: на старые — в 5 раз, на новые — в 3 раза. Были отменены две значимые госпрограммы: первая касалась субсидирования закупки сельхозтехники крестьянами, вторая — поддержки производства техники, предназначенной для экспорта. Во что это выливается? «Ростсельмаш» уволил 1000 человек после вступления страны в ВТО. Концерн «Тракторные заводы» объявил, что прекращает выпуск комбайнов на своем заводе в Красноярске — а пять лет это был один из наших основных конкурентов. В Краснодарском крае на грани банкротства оказался «Лессельмаш». И это всего за полгода. Путин говорил: нельзя, чтобы кто-то пострадал от вступления в ВТО; особенно нужно поддерживать сельхозмашиностроение. Но реальной поддержки от правительства пока нет.
Недавно была введена предварительная специальная защитная пошлина на импорт комбайнов [в размере 27,5%, в рамках Таможенного союза], но всего на четыре месяца. Будет ли она действовать потом, непонятно (это будет решено по итогам расследования Евразийской экономической комиссии, которое касается влияния импорта на ситуацию в отрасли. — «Ведомости»). В декабре 2012 г. было объявлено о новой программе, которая, по мнению правительства, должна помочь сельхозмашиностроению: производители будут предоставлять крестьянам 15%-ную скидку на выпускаемую технику, а государство — субсидировать эти расходы. Прошло больше двух месяцев, но механизм субсидирования до сих пор не утвержден. В итоге продажи упали в 2 раза, поскольку потребители ждут скидок и не бегут покупать технику за полную стоимость. Получается, даже если нам хотят оказать помощь, это идет во вред.
— При этом, как я понимаю, вас не устраивают условия участия производителей в данной программе?
— Да. По итогам года власти проанализируют и зафиксируют цены, прибавят инфляцию 6%. И вот, отталкиваясь от этих итоговых цифр, мы (как предполагается) будем предоставлять скидки. Если цена будет выше, мы не получим за них компенсацию. Но из этой системы выпадает дилерская сеть. То есть дилеру нельзя будет отдать ни копейки — ни за гарантийное обслуживание, ни за транспортные расходы. Это главный момент. Среди других — необходимость заверять цены в налоговой инспекции, что вообще нонсенс.
— Как вы относитесь к возможности введения в России утилизационного сбора на сельхозтехнику — по примеру сбора на автомобили? Когда это может произойти?
— Законопроект находится в Госдуме, но не получает продвижения, поскольку возникают споры вокруг утилизационного сбора на автомобили. Думаю, вопрос по сбору на сельхозтехнику решится не раньше чем через 2-3 месяца.
— Среди других вероятных мер поддержки — госпрограмма утилизации сельхозтехники, опять же по аналогии с автомобилями: можно было сдать старую и получить скидку на новую легковую машину, выпущенную в стране. Как вы относитесь к этой идее?
— Этот вопрос, насколько мне известно, уже не обсуждается. Если будет такая программа, то она, конечно, поможет российским производителям. Но, на мой взгляд, опять же все будет сделано криво и некрасиво.
— А насколько велика потребность в обновлении парка сельхозтехники?
— Около 70% парка сельхозтехники России — морально и физически изношенные машины. Ранее существовала программа обновления парка, но за три года она не была исполнена. Так что проблема по-прежнему актуальна.
«Планируем усилить команду из России»
— Какие меры поддержки экспорта вам нужны? Можно ли применить опыт, например, США?
— В США хорошо развита система кредитования потребителей и производителей сельхозтехники, страхования рисков. Американские агентства работают на территории разных стран, предлагая более выгодные финансовые условия по приобретению продукции из США, чем можем предложить мы. У нас подобных механизмов поддержки экспорта не существует. Из-за этого российские производители, в частности, теряют рынок СНГ.
— Ваши основные производственные площадки, помимо России, находятся в Северной Америке. Как выглядит структура сбыта?
— У «Ростсельмаша» в 2012 г. оборот составил около $600 млн (на уровне 2011 г.), в Канаде — примерно $350 млн (+20%). Из Северной Америки в СНГ мы поставляем четверть продукции, остальное реализуется на местном рынке, а также в Южной Америке и в Австралии. Около 70% продукции «Ростсельмаша» продается на внутреннем рынке, главные экспортные рынки — СНГ, Восточная Европа.
— За счет чего вам удалось в 2012 г. увеличить выручку в Северной Америке?
— Рынок растет, растут продажи, плюс расширяется наш ассортимент. За последние четыре года мы приобрели три небольшие компании по выпуску разной сельхозтехники — опрыскивателей, посевных комплексов, погрузчиков. Теперь у нас в Канаде и США пять предприятий.
— Как организовано управление вашими заводами в Канаде, США и России — есть ли у них общий исполнительный орган, какие вопросы ваши североамериканские менеджеры могут решать самостоятельно, а какие обязаны согласовывать с Россией?
— Мы направили в Северную Америку двух своих менеджеров на позиции генерального и финансового директоров компании, объединяющей активы в США и Канаде. Работа заводов координируется из Москвы в оперативном режиме, через «Новое содружество», практически по всему спектру вопросов. Работу наших зарубежных предприятий наряду с российскими курирует один из совладельцев группы —Дмитрий Удрас.
— В прошлогоднем интервью «Ведомостям» вы говорили: «В техническом плане нет гигантского разрыва между “Ростсельмашем” и другими заводами. Наоборот, это мы делимся с иностранцами опытом. Мы принесли маркетинговые схемы по продвижению наших тракторов на североамериканский рынок». Есть ли ротация специалистов между вашими российскими и североамериканскими предприятиями?
— Ротации как таковой нет. В ближайшее время планируем усилить команду из России еще двумя менеджерами. А менеджеры и специалисты зарубежных заводов время от времени приезжают в Россию, чтобы ознакомиться со стратегией развития группы, пообщаться с дилерами, понять ситуацию на рынке и его перспективы, поскольку часть продукции этих предприятий реализуется у нас в стране.
— А насколько вы лично погружены в дела ваших заграничных предприятий, часто ли бываете в Канаде, США, какие вопросы там решаете?
— Бываю там нечасто — примерно раз в год. Я в основном работаю в России, курирую вопросы общей стратегии группы, взаимоотношений с властями.
— Создание Таможенного союза увеличило ваши продажи в Казахстане и Белоруссии?
— В Казахстане — да, это крупнейший зарубежный рынок «Ростсельмаша». Там не развито сельхозмашиностроение. Мы создали в стране два сборочных предприятия и занимаем более половины рынка. Все развивается позитивно. В Белоруссии ситуация сложнее — там очень сильная господдержка местных производителей. За последние лет шесть мы поставили на белорусский рынок лишь одну партию в 130 комбайнов, хотя весь рынок составляет около 1500 штук в год.
— Вы организовали сборочное производство в Казахстане, чтобы насыщать местный рынок, или эта площадка нужна как плацдарм для выхода на рынки соседних стран?
— Пока выпускаемая там продукция предназначена для казахстанского рынка.
— Каких финансовых результатов ожидаете в 2013 г.?
— Чистую прибыль по группе мы не раскрываем. В Северной Америке мы заработали $25 млн (компания, объединяющая там наши активы, — публичная). Какими будут результаты в 2013 г., непонятно, мы должны быть готовы к разным вариантам. Пока не ясно, останутся ли импортные пошлины, будут ли субсидии, если да, то когда и на каких условиях. Для себя мы запланировали небольшой рост производства и продаж. В России ситуация непредсказуемая, я много раз ошибался в прогнозах рынка. Многое будет зависеть от решений в кабинетах правительства.
«Будем концентрироваться на развитии существующих площадок»
— Каковы перспективы создания альянса «Ростсельмаша» с «Гомсельмашем»? Это одна из популярных тем у белорусских чиновников.
— Недавно ездил туда, еще раз пообщался с коллегами, но опять так и не увидел смысла объединения. Не хочется себя хвалить, но у нас гораздо больше ассортимент (примерно в 2 раза), продукция более продвинутая в технологическом плане и шире представлена на рынке. А их продукция не дополняет нашу компанию. Мы конкуренты. Объединение принесет много минусов в плане увеличения затрат, сложностей в отношениях с чиновниками — российскими, белорусскими — усложнится управление. Мы не против сотрудничества, например, в плане поставок комплектующих. Но это есть и сейчас — что-то они у нас закупают, что-то мы у них.
— Сколько, по вашей оценке, стоят «Гомсельмаш» и «Ростсельмаш»?
— Методик оценок много, я не готов назвать цифру по «Ростсельмашу». Оценить «Гомсельмаш» вообще невозможно — это часть единой государственной корпорации. Продать его нереально, учитывая политические реалии: все равно у государства останутся рычаги влияния — налоги, ценообразование и проч.
— Разговоры о возможном объединении «Гомсельмаша» и «Ростсельмаша» идут давно, неужели не сравнивалась стоимость активов?
— Было такое предложение: давайте создадим компанию, вольем туда «Гомсельмаш» и «Ростсельмаш» и будем владеть 50 на 50. Мы поинтересовались: а кто будет руководить? Нам пояснили: год мы, год вы. Мы не посчитали такое предложение реалистичным. Других, более внятных разговоров не было.
— Планируете ли вы новые приобретения в ближайшие годы? Например, в той же Северной Америке.
— Пока нет. Но условия [на российском рынке] толкают за границу не только нас, но и других машиностроителей. Кировский заводкупил в Германии станкостроительный завод. У концерна «Тракторные заводы» успешно развивается завод, например, в Австрии, который производит сеялки и другую прицепную технику; есть машиностроительное производство в Малайзии.
— А продавать «Ростсельмаш» по-прежнему не собираетесь?
— Нет.
— Акционеры группы «Ростсельмаш» не изменились?
— Нет, группой в равных долях по-прежнему владеют три физических лица — Дмитрий Удрас, Юрий Рязанов и Константин Бабкин.
— Кто-нибудь из партнеров собирается продать, изменить свой пакет?
— Нет.
— Планируете ли IPO — группы или одной из входящих в нее компаний?
— Таких планов пока нет.
— Почему? Насколько большая у вас инвестпрограмма?
— Сейчас период небольшой неопределенности и пессимизма. Инвестиционная программа не такая большая. Ежегодно мы тратили и продолжаем инвестировать 1 млрд руб. — на улучшение модельного ряда, реконструкцию мощностей. В этом году будет чуть поменьше. В основном вкладываем собственные средства.
— А какой у вас горизонт планирования?
— Мы понимаем, что через пять лет нам нужно производить в России и за рубежом более унифицированную продукцию, увеличивать использование электроники. Больше всего средств идет на обновление модельного ряда. Десять лет назад мы производили три модели комбайнов, сейчас — более 100 видов машин, включая семь моделей комбайнов, и множество модификаций. Поскольку новых покупок активов мы не планируем, то будем концентрироваться на развитии существующих площадок.
Разработка единой платформы комбайна идет при поддержке Минпромторга, который выделил на конструкторские разработки около 600 млн руб. (такую же сумму мы инвестируем и сами), четверть из них уже перечислена. Это редкий случай, когда государство поддерживает нашу активность в этом направлении. Реализация этого проекта позволит, как конструктор, строить машины по гибкой технологии для конкретного потребителя.
«У российского рынка огромный потенциал»
— В России выпуском сельхозтехники занимается несколько зарубежных производителей, но, как правило, у них невысокий уровень локализации. Когда, по вашему прогнозу, они перейдут на полный цикл производства? Такие планы, например, есть у Claas в Краснодаре.
— Нынешнее производство сельхозтехники иностранными компаниями в России представляет собой сборку. По такой же схеме мы работаем в регионах — транспортируем комбайны в разобранном виде по железной дороге и на месте дособираем. Разговоры о повышении иностранными производителями уровня локализации на своих российских площадках идут давно, но я не знаю ни одного случая, чтобы они закупали у местных поставщиков комплектующие. Когда они перейдут на полный цикл производства, не берусь прогнозировать.
— Вы считаете их своими конкурентами?
— Конечно.
— Топ-менеджер одного из иностранных производителей сельхозтехники, говоря о конкуренции с российскими заводами, заметил: есть Lada, а есть Mercedes.
— Разница между нашими комбайнами в техническом плане, экономической эффективности не такая большая, как между автомобилями Lada и Mercedes. А то, что их комбайны дороже, не значит, что они для нас не конкуренты. Хлеб можно убрать разными комбайнами, и если он убран одним комбайном, то второй уже не нужен.
Минпромторг ежегодно сравнивает российские образцы с иностранными, но эти данные открыто не публикуются (по просьбе зарубежных компаний). В 2011 г. наши комбайны оказались лучше, результатов 2012 г. (испытания завершились осенью) мы пока не знаем. Минпромторг не предоставляет результаты испытаний.
— По данным ассоциации «Росагромаш», в 2012 г. рынок сельскохозяйственной техники вырос на 13,6% и превысил 127 млрд руб. Отечественную продукцию потеснил импорт и местная сборка: доля иномарок выросла на 5,6 п. п. до 73,4%. Какой ваш прогноз на ближайшие годы?
— Как изменится пропорция, спрогнозировать сложно. Но у российского рынка огромный потенциал — из-за большой площади неосвоенных земель, растущего объема потребления продуктов питания. То же самое можно сказать про СНГ в целом, а также про страны Африки. Будет ли реализован потенциал — зависит от позиции государства.
— А какой худший сценарий развития событий?
— Вариант, если Россия пойдет по пути Украины, где отрасль сельхозмашиностроения фактически исчезла, хотя раньше было мощное производство комбайнов, тракторов. Население сократилось на 10 млн человек за 15 лет. Всеобщая апатия, бесперспективность. Мы пока идем в том же направлении.
— Если этот сценарий реализуется и сельхозмашиностроение в России исчезнет, как на Украине, что будете делать лично вы: останетесь в России с вашими химическими активами или уедете в Канаду продолжать развивать сельхозмашиностроение?
— Уверен, что этого не случится: собственное сельхозмашиностроение имеет стратегическое значение для России, без него страна будет неполноценной. Многие это понимают. И политика правительства — не этого, а следующего — изменится.
Если все же предположить, что в стране исчезнет отечественное сельхозмашиностроение, то я и моя семья никуда не уедем и найдем себе области применения. Но это, повторюсь, из области фантастики. Я настроен более оптимистично.