Покорность русских крестьян была результатом векового искусственного отбора: помещики «очищали» сословие крепостных от лиц с повышенной эмоциональностью и агрессивностью, сдавая потенциальных «смутьянов» в рекруты; такие люди, как правило, не давали потомства и не передавали своего характера по наследству; в крестьянской среде выживали лишь робкие и покорные.
Можно было также отослать неугодного крестьянина на поселение или на каторгу в Сибирь – с получением рекрутской квитанции; слабые погибали по дороге, и Сибирь становилась пристанищем сильных и мятежных духом. Но более употребительны были домашние «методы воспитания». Историк Д. Л. Мордовцев на основании архивных дел составил сводку жалоб крестьян Саратовской губернии . Из этой сводки видно, что в помещичьих имениях применялись розги, палки, шпицрутены, «битье по зубам каблуком», «битье по скулам кулаками», «подвешивания» за руки и за ноги на шесты, «вывертывание членов» посредством подвешивания, так называемая «уточка» (связывание рук и ног и продевание на шест), надевание «шейных желез», «конских кандалов», «личной сетки» (для пытки голодом), опаливание лучиной волос у женщин «около естества», «взнуздывание», «сажание в куб», «ставление на горячую сковороду», «набивание деревянных колодок на шею», сечение «солеными розгами» и «натирание солью» по сеченым местам, принуждение работать с колодками на шее, «забивание в рот кляпа», употребление железных ошейников и т. д.
Мужчины, которые еще были в состоянии сопротивляться, бежали на Дон и на Урал, к казакам. Казачьи области становились очагами кровопролитных восстаний. «За дело, братцы! – призывала прокламация Степана Разина. - Ныне отомстите тиранам, которые до сих пор держали вас в неволе хуже, чем турки и язычники! Я пришел вам дать свободу и избавление, вы будете моими братьями и детьми - БУДЬТЕ ТОЛЬКО МУЖЕСТВЕННЫ!» Пугачев обещал всякому, кто убьет помещика, 100 рублей, тому, кто убьет 10 помещиков - 1000 рублей и генеральский чин. Ненависть к господам была такова, что восставшие вырезали дворян вместе с семьями. Правительство Екатерины, в свою очередь, «наводило порядок» самыми жестокими методами, оно воскресило самые изуверские и уже забытые виды казни - такие, как колесование, четвертование, повешение за ребро на крюк. По Волге плыли плоты с виселицами – дворяне желали запугать тех, кто остался в живых.
После кровавого подавления «Пугачевского бунта» большие восстания прекратились. Искусственный отбор стал приносить результаты. В деревне остались лишь робкие и покорные. Белинский в известном письме к Гоголю писал о том, что крестьяне, «сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Стешками, Васьками, Палашкам… и, поверив своим барам, сами себя не считают за людей». Для того, чтобы проиллюстрировать результаты искусственного отбора, мы приведем несколько свидетельств, взятых из книги В. И. Семевского . «Помещик может продать мужа от жены, жену от мужа, детей от родителей, избу, корову, даже и одежду может продать», - писал венгерский путешественник Савва Текели. Текели видел, как на площади в Туле продавали сорок девушек: «Купи нас, купи», - наперебой просили его девушки... «Бывало наша барыня отберет людей парней да девок человек 30, мы посажаем их на тройки, да и повезем на Урюпинскую ярмарку продавать… - рассказывал один крестьянин Саратовской губернии. - Каждый год возили. Уж сколько вою бывало на селе, когда начнет барыня собираться на Урюпино...» В начале XIX века широкая торговля крепостными велась на базаре в известном промышленном селе Иваново, причем сюда в большом количестве привозили девушек из Малороссии... В Петербург в 1780-х годах людей на продажу привозили целыми барками... Н. И. Тургенев писал: «В одной губернии, как сказывают, некоторые помещики ежегодно на ярмарке продают девок приезжающим туда для постыдного торга азиатцам, которые увозят сих жертв... далеко от места их родины». «Всем известно, что помещики-псари за одну собаку меняли сотню людей, - рассказывал один сельский священник. - Бывали случаи, когда за борзую отдавали деревни крестьян. Один продавал девушек-невест по 25 рублей, другой в то же время покупал борзых щенков по 3000 рублей. Стало быть, 120 девушек равнялись одной суке». Аббат Шапп, путешествовавший по России в 1760-х годах, писал, что так как помещики имеют право наказывать своих крестьян батогами, «то они употребляют это наказание таким образом, что на деле получают возможность казнить их смертью». Императрица Екатерина, возражая в «Антидоте» на каждое слово Шаппа, в данном случае не нашлась, что ответить.
Систематический характер имело насилие помещиков над крепостными девушками. Д. Л. Мордовцев говорит о случаях поголовного отобрания крестьянских девушек в наложницы: «для барского двора и постельного дела всех девок из имения выбрал», «из покупных и из наших девок сделал для своей похоти турецкий гарем», некоторые помещики требовали в барский дом молодых женщин на ночь, «отчего крестьянские дети без матерей от крику в люльках задыхаются». Оренбургский помещик Сташинский растлевал девочек, которым было 12-14 лет, причем двое из них умерли после изнасилования – но насильник не понес никакого наказания . Барон Гакстгаузен свидетельствует, что помещики в массовом порядке посылали женщин в Москву и Петербург для зарабатывания оброка проституцией. Некоторые помещики создавали в столицах публичные дома из крепостных рабынь .
Произошедшее было результатом насилия, учиненного над русским народом собственными властями, точнее, захватившей власть «элитой», дворянством. Опасаясь восстаний, власть не посмела обратить в рабство другие вошедшие в состав империи народы. Шеф жандармов Бенкендорф писал Николаю I, что «во всей России только… русские крестьяне находятся в состоянии рабства; все остальные: финны, татары, эсты, латыши, мордва, чуваши и т.д. - свободны…». Нигде в мире «элита» не могла превратить превратить в рабов собственный народ. Правда, что-то подобное было в Польше, но польская шляхта не считала себя одной крови с «быдлом» - шляхтичи считали себя сарматами, некогда подчинившими «холопов».
Картины рабства приводили в ужас иностранцев, которые сталкивались с реальностями русской жизни. «Наказание рабов, - свидетельствует один француз, - изменяется сообразно расположению духа господина... Самые обычные исправительные средства - палки, плети и розги... Я видел, как палками наказывали, как за кражу, так и за опрокинутую солонку, за пьянство и за легкое непослушание, за дурно сваренную курицу и за пересоленный суп... Какие предостережения не принимал я, чтобы не быть свидетелем этих жестоких наказаний - они так часты, так обычны в деревнях, что невозможно не слышать сплошь и рядом криков несчастных жертв бесчеловечного произвола. Эти пронзительные вопли преследовали меня даже во сне». «Роскошь цветов и ливрей в домах петербургской знати меня сначала забавляла, - писал маркиз де Кюстин. - Теперь она меня возмущает, и я считаю удовольствие, которое эта роскошь мне доставляла, почти преступлением… Я невольно все время высчитываю, сколько нужно семей, чтобы оплатить какую-нибудь шикарную шляпку или шаль. Когда я вхожу в какой-нибудь дом, кусты роз и гортензий кажутся мне не такими, какими они бывают в других местах. Мне чудится, что они покрыты кровью. Я всюду вижу оборотную сторону медали. Количество человеческих душ, обреченных страдать до самой смерти для того лишь, чтобы окупить материю, требующуюся знатной даме для меблировки или нарядов, занимает меня гораздо больше, чем ее драгоценности или красота» .
Иногда признания такого рода раздавались из уст самих помещиков. Известный малороссийский меценат Г. П. Галаган писал после осмотра своей нищей деревни: «О, когда-нибудь воздастся мне за это от Бога, от брата бедных; тут будет плач и скрежет зубов» .
