Первейший и злейший враг Филиппа 2 , Демосфен и его знаменитые "Филиппики".
Немного о нем. Советую почитать, здесь многое перекликается с современностью.
"Он начал свою карьеру в очень молодом возрасте, защищая самого себя в
судебном процессе о наследстве, который выиграл, так и не вернув, однако,
своего имущества. Чтобы заработать на жизнь, он стал логографом, то есть
начал подготавливать защитительные речи для малообразованных людей. Он был очень умен, работал под началом лучших ораторов и риторов, посещал Платона и вынес из этого достаточно знаний.
Этот человек страдал сильными приступами честолюбия, -- оно-то и
принуждало его доказывать свою правоту, несмотря на очевидные факты и
наперекор собственной природе.
Будучи заикой, он хотел снискать славу оратора и тренировал голос,
крича в погребе. От природы неспособный произносить некоторые звуки, он
набивал рот морской галькой и в ветреные дни декламировал на берегу моря,
перекрывая голосом шум бури. Борясь с одышкой, он бегал по холмам и
декламировал Эсхила. Так как во время речи его обычно перекашивало и плечо
начинало подергиваться, то в своей рабочей комнате он подвешивал тяжелую
бронзовую гирю и становился под нее, чтобы, больно ударившись, обрести
контроль над своим телом.
Он был некрасив, но хотел пленять всех и уделял столько внимания своей
внешности, сколько не уделяют и женщины. Тем не менее, готовясь к
выступлению, этот тугодум, с трудом сочинявший речи, выбривал полголовы, тем
самым обрекая себя на сидение дома, дабы не показываться на людях в смешном
виде.
Единственное, чего он не мог в себе побороть, так это чрезмерного
влечения к женщинам, которые, однако, редко отвечали ему взаимностью.
Несомненно, этим и объяснялись странности его характера, честолюбие,
желание быть важной персоной. Ходившие о нем слухи вызывали любопытство; он
умел изощренно браниться перед собранием, образованным людям нравились его
тщательно отточенные фразы, -- поэтому все спешили его послушать. Он был
одним из первых, кто понял, что его собственные интересы и интересы клиентов
связаны с интересами города. Афинские колонии платили Демосфену, чтобы он
проводил через голосование выгодные им законы; таким образом он стал
защищать их от Македонии. Он взывал к чести Афин, к священному праву греков
на эти территории, к договорным обязательствам. Он не учитывал того, что
колонии существуют не так давно и что колонисты обосновались в них, опираясь
на силу, -- либо перебив население, либо обратив его в рабство, -- так что
Филипп зачастую играл для них роль освободителя.
Видя в Филиппе, который оплачивал других афинских ораторов, своего
злейшего врага, Демосфен вел с ним постоянную борьбу. Стоило прийти вести о
сдаче еще какого-нибудь города во Фракии или Халкидике, тут же Демосфен
влезал на возвышение и для начала напоминал со скорбным видом, что он
предупреждал об этом несчастье, а затем обещал в будущем еще худшие
невзгоды, если его не будут слушать, перечислял совершенные ошибки и
призывал сограждан к незамедлительным действиям.
"Как же так получается, -- восклицал он, -- что посланные нами войска,
-- как это было в Метоне, Пагасе, Потиде, -- всегда прибывают слишком
поздно? Все потому, что в воинских делах, в военных приготовлениях царит
беспорядок, нет контроля.
Не стыдно ли, афиняне, обманывать самих себя, откладывать на завтра
тягостные дела, действовать всегда с опозданием!
Вы позволяете Филиппу вертеть вами, вы ничего не способны решить сами в
военных делах, вы никогда ничего не можете предвидеть заранее, и всегда
оказываетесь перед свершившимся или свершающимся фактом. И если до сей поры
мы еще могли так себя вести, то сейчас настал решающий момент, и с этим надо
кончать" .
И Демосфен начинал перечислять, сколько необходимо кораблей, сколько
денег для отправки войск, куда их нужно послать, -- так, словно был
казначеем, мореходом и стратегом в одном лице. Он предупреждал сограждан об
угрозе, нависшей на Олинфом, в то время как Филипп уже приступил к осаде.
Демосфен уже не раз выбривал себе полголовы. Он швырял на ветер
оскорбления Филиппу, тщетно обвинял его в попрании законов, порочности и
клятвопреступлении. Через три года Филипп овладел Олинфом, так и не увидев
афинского войска.
Афиняне же, охваченные смятением, спешно предложили ему заключить
договор о мире и дружбе. И, как это часто бывает, те, кто предрекал
поражение, были отряжены, чтобы выторговать мир. Демосфен тоже вошел в это
посольство.
Таким образом, во второй год 108-й Олимпиады в Пеллу прибыло посольство из десяти афинян, среди которых были Демосфен, Ктесифон, Эсхин и Филократ. Филипп подготовил им роскошный прием с застольем, празднествами, танцами и декламацией стихов, чтобы доказать афинянам, что он не такой грубый и непросвещенный варвар, каким его представляют. Прием и впрямь так очаровал посланников, что некоторые из них заявили даже, что Филипп -- один из самых обходительных людей в мире. Один лишь Демосфен сидел насупившись... .
В течение всего пути он готовил аргументы, подтверждающие его претензии
и притязания, и уверял, что во время переговоров заткнет глотку Филиппу,
вынудит его принести извинения и возместить убытки. Он был настолько уверен
в себе, что убедил своих спутников выступать по старшинству. Это давало ему
преимущество -- поскольку ему не было и сорока лет -- высказаться последним
и сделать своего рода заключение.
Но когда подошла его очередь выступать с долгожданной речью, слова
застряли у него в горле. Перед лицом царя, которого он так часто поносил и
обвинял издалека, его излияния превратились в невнятное, еле слышное
бормотание, а вскоре его "красноречие" и совсем иссякло. Можно сказать, что
все труды, предпринимаемые им для того, чтобы стать оратором, -- все эти
камушки во рту, крики наперекор шторму, бег по холмам -- свелись на нет. От
страха он стал заикаться еще сильнее, чем раньше. Спокойно сидя в окружении
македонских советников, царь Филипп глядел на него своим единственным
глазом, в котором отражалась ложная доброжелательность, и чем явственнее
читалась в его взгляде ирония, тем в большее замешательство приходил
Демосфен. Он никак не мог разобрать записи на дощечках, которые держал в
руках и все время ронял на пол. Смущенный, измученный, он смог вымолвить
только, что не может говорить. Филипп ободряюще посоветовал ему сделать
передышку и начать сначала, сказав, что понимает, что это всего лишь
небольшая заминка, вызванная обилием нахлынувших чувств. "Все, что я слышал
о тебе, прославленный Демосфен, -- сказал он, -- говорит о том, что тебе
неведомы подобные затруднения".
Он удалился, исполненный ярости за пережитое унижение, и лишь выйдя на
улицу снова обрел дар речи и пожаловался своим спутникам, что не понимает, в
чем дело; а потом заверил их, что у него перехватило горло, так как на него
навели колдовские чары.
Во время пира, последовавшего за аудиенцией, он вел себя крайне неучтиво. Он напился и, несмотря на попытки спутников его удержать, принялся самым непристойным образом оскорблять хозяина и всех присутствующих. Филипп, умевший казаться спокойным, когда это требовалось, сохранил хорошее настроение и учтивость, в то время как афинянин показал себя варваром. Его удалось успокоить лишь подсунув ему танцовщицу. "Этот человек понял Филипп - стал моим противником, еще не зная меня, отныне же он будет ненавидеть меня до своих последних дней".
На следующее утро Филипп удивил послов, представив условия договора,
которые превзошли все их ожидания. Он не только предлагал мир ("Кроме того,
-- сказал он им, -- я никогда и не думал воевать с вами"), но и союз --
одновременно оборонительный и наступательный, заверяя их, что считает дружбу
и союз с Афинами высшим даром богов.
Послы отбыли, чтобы передать своим согражданам условия договора. Пока в
Афинах они обсуждались в собрании, Филипп, дабы скоротать время, отправился
в поход, взял несколько городов и вернулся в Пеллу, когда те же самые послы
прибыли вновь, чтобы утвердить договор. Несмотря на то, что этот договор,
который отстаивали Филократ и Эсхин, воспринимался Демосфеном как личное
поражение, он все же вынужден был скрепить его своей подписью. Все, что
имело отношение к Македонии, вызывало у него ненависть.
Когда союз с Афинами был заключен, Филипп, почувствовав, что руки у
него развязаны, снова спустился с войском к Фокиде и, взяв там десятка два
городов, подошел к Фермопилам, подкупил охранявшие их войска (они отошли, не
подумав сопротивляться) и затем, свершив победоносный мирный переход, прибыл
в Дельфы, чтобы присутствовать на Великом Совете Амфиктионии, на котором
союзнические государства единогласно избрали его председателем.
Македония стала самым главным из всех греческих государств.
Гибель.
Народ Афин по предложению Демада вынес Демосфену и его сторонникам смертный приговор. За ними Антипатр выслал "охотников на людей".
Здесь Демосфен, окружённый, принял яд в храме Посейдона, не желая отдаться живым в руки врагов (322 г до н.э). Плутарх хвалит Демосфена, что он, хотя и пытался вымолить себе жизнь, но вовремя раздобыл и применил ядовитое зелье, спасся под защитой высшего алтаря, вырвавшись из рук наёмников и посмеявшись над жестокостью Антипатра.
Афиняне вскоре поставили ему памятник вблизи этого храма. На цоколе статуи была вырезана надпись
Если бы мощь, Демосфен, ты имел такую, как разум Власть бы в Элладе не смог взять македонец.